Завод имени Александра Бродского |
В Центре современного искусства «Винзавод», в галерее М&Ю Гельман, открылась выставка «Окна и фабрики». Лекция основателя современной архитектуры хай-тека сэра Нормана Фостера долгое время считалась главным архитектурным событием этого арт-кластера. Теперь это выставка мастера современной руины Александра Бродского.Текст Ольга Орлова |
// |
Над реконструкцией заброшенного «Винзавода» Александр Бродский работал два года с 2005 по 2007. «Здесь пол омыт нашей кровью», — говорил он: настолько кропотлив и не прост был процесс. Причем попасть на территорию можно было еще до завершения реконструкции — здесь проходили различные акции и перфомансы, в частности лекция Нормана Фостера состоялась в разгар пыльных ремонтных работ в 2006 году. Все приходили и не понимали: «А что собственно Бродский сделал?» Вот Фостер показывал нагромождения тонн стекла и металла, даже если речь шла о реконструкции.А здесь что?
Бродский шутил: «Работаем над моральным обликом помещений». А сам изо всех сил защищал существующее: отбивался от предлагаемых подвесных гипсокартонных потолков со встроенными светильниками и облицовкой «Армстронг» — средства унификации всего пластического разнообразия старой архитектуры под безличный офисный элемент. Там, где можно было оставить кирпич XIX века, — оставлял, кладку обнажал. Все неровности и «кривизны» обводил мелом и прорекал: «Не трогать!» И так далее — действовал заботливо и осторожно. Здесь стало очень хорошо. Хотя, казалось бы, что особенного: голый бетон, штукатурка, листы металла.
«Опоэтизировал», — признал коллега-архитектор Юрий Григорян. «Это валоризация!» — констатировал галерист Марат Гельман, прибегнув к термину философа Бориса Гройса, что обозначает художественную возгонку дешевого в дорогое. При том что все соглашаются: «здесь здорово!», — неподготовленному посетителю такой итог двухлетнего усердного труда известнейшего российского архитектора объяснить было бы трудно. И дело тут не только в немодной нынче сберегающей осмотрительности — Бродский, который по памяти вылепил из глины сотни вещиц для инсталляции «Серое вещество» и выстроил из форточек фабрики Бутикова, снесенной в районе Остоженки, «Павильон для водочных церемоний» на Клязьме и подземное кафе «Апшу» в районе Третьяковки, здесь, безусловно, заметил и сохранил всё, что только было можно. Также, как охраняющий подвиг Бродского, когда-то не понимали и вновь построенного в Брегенце выставочного куба Кунстхалле швейцарского архитектора Петера Цумтора. «Так нельзя, — говорили ему. — Очень просто!» «Художники на фоне серого бетона выставляться не будут!» — паниковали арт-менеджеры. Но художники ненамеренное, неслыханно простое помещение оценили. Также и с «Винзаводом». Выключенные же из непосредственного художественного опыта обитатели современных городов, служащие бизнес-центров, отвыкли от равных самим себе уникальных пространств — тех, что конденсируют тишину, провоцируют на сосредоточенность, остановку «здесь и сейчас».
Пару лет назад, когда Бродский сдавал отреставрированный «Винзавод», Цумтор в Брегенце в Кунстхалле открывал выставку, посвященную 20-ти годам своей архитектурной практики. У Бродского архитектурная дистанция короче — он строит с 2000-го года. Но, как и новострой Цумтора, реконструированный Бродским «Винзавод» — это работа художника. Он изначально относился к вверенной ему промтерритории как к холсту, но, приступая к работе, отвел себе роль подмастерья — не позволил себе ни одного мазка, лишь «грунтовал». «Здесь нет узких коридоров, низких стен, выкрашенных поверхностей, лишнего декора. Всё — намеки, везде здесь — пространства для творчества», — говорит он. И вот впервые — спустя два года после открытия «Винзавода» — в это место как художник пришел он сам. Выставка «Окна и фабрики», как и в Кунстхалле у Цумтора, —итоговая, здесь — излюбленные темы Бродского-художника, это венец его масштабного архитектурно-художественного эксперимента в центре Москвы.
Архитектор и теоретик Евгений Асс когда-то называл современную кибер- и аудиовизуальную культуру «пост-пространственной». «Её двойственной природе может соответствовать пространственная система высокой степени неопределености, с зыбкими и неустойчивыми конфигурациями, максимально адаптивная к любому типу интервенции, проявляющая себя физически лишь как посредник коммуникационного процесса, — писал он. — Такую систему и модельный пространственный тип «пост-пространственной» культуры можно уподобить выставке. Соответственно и всё пространство этой культуры может быть описано как выставочное». Если сделать шаг от противного: выставку Бродского «Окна и фабрики» можно описать как пространство культуры, и не только современной. Презентуя трогательные остовы уже уходящей натуры (еще мгновение — и прах), будничному, промышленно-вспомогательному он придает значение универсалий.
Полуразрушенные корпуса трех фабрик в аквариумах на спасательных каталках невидимых санитаров — живут. На вернисаже генератор не сработал и дым из глиняного макета повалил лишь тогда, когда практически все уже разошлись. Остались друзья из расположенного в МУАРе по-соседству бюро «Проект Меганом». Но даже этот бедственный сигнал экологического неблагополучия воспринимался всеми как чудо: жизнь, когда уже все вымерло и стоит. У Бродского исключен «The end», последняя серия — у него всегда ожидание дальше, что-то случается, когда надежды казалось бы уже нет. В этом же единственном населенном корпусе, из которого в конце вернисажа повалил внезапный дым, на протяжении всего открытия теплился огонек, будто сквотеры-художники разогревали ужин или обжигали там поделки из глины, вроде известных кирпичиков для производства младенцев, сделанных Бродским для выставки «РодДом».
Известно, что сам Бродский жил несколько лет в заброшенных заводских цехах в Америке. Тема заброшенного жилья, унаследованная Бродским от его учителя художника Олега Кудряшова, развивается им в трендовую для конца XX века версию постпроизводственных трущоб. Конец одной жизни — у Бродского всегда означает продолжение в следующей.
У него часто эко-катастрофа поэтизируется — вспомним выставку «Кома», когда заливаемый отработанным машинным маслом, вылепленный из глины город становился еще прекраснее, отражаясь в этом черном зеркале смерти. На этой выставке смерть была «золотой» — это скромное золото, сгенерированное из метко направленного света и жухлых фактур чайных пакетиков, высушенных после чаепития. На каждом — кто-то нарисован, как правило, он лобоносат или клюваст — профили, известные еще по офортам Бродского 1980-х годов. Здесь эти отходы обращены в надгробия и выстроены в ровные ряды, наполовину занесенные белым мельчайшим песком. Зеркала распахивают перспективу — там красивый потусторонний мир.
Лайт-боксы по периметру галереи демонстрируют излюбленный прием Бродского: выкрашенные серой краской окна, на них отпечатки жизни. Как шутил на открытии выставки автор: «Здесь сама жизнь, нарисованная пальцем на грязном стекле». Картинки действительно нарисованы по еще не успевшей схватиться краске пальцем или выцарапаны, например, ключом. Только здесь — больше мотивов жизни. Часто встречается образ раздвинутых женских ног — чем не окно в новый мир? Те, кто дождался конца вернисажа, застали, как сотрудники галереи стали выключать свет лайт-боксов: это было что-то потрясающее. «Выставочное пространство, — писал в уже цитированном выше тексте «После пространства» Евгений Асс, — двойственно во всех отношениях. Оно актуально и потенциально, постоянно и временно, нейтрально и активно, оно присутствует и отсутствует одновременно. В нем сочетается вязкость и транзитность, пустота и наполненность, материальность и виртуальность. Оно само по себе является коммуникационным объектом и может быть включено и выключено».
Готовя фоторепортаж по итогам выставки, я удивлялась: «Давно не видела столько счастья». Улыбки то и дело вспыхивали на каждом снимке. Многие говорили на вернисаже об эффекте опьянения от простого пребывания в этом пространстве с тремя глиняными руинами фабрик на каталках, несколькими окнами-лайтбоксами, выкрашенными серой краской и одним кладбищем чайных пакетиков. Завод по-прежнему производит алкоголь, только теперь он разливается прямо в души.
Полный фоторепортаж см. на сайте cih.ru
Июнь 2009
|